«Нужно совсем немного денег, чтобы поддержать семью»

Как в Карелии борются с социальным сиротством

photo
Ольга Алленова

В Карелии на средства Евросоюза уже несколько лет реализуются программы помощи семье и детям, а также проект деинституционализации сиротских учреждений. В процессе участвуют российские благотворительные организации, местные НКО, а также региональное министерство социального развития. С уникальным опытом познакомилась спецкорреспондент «Ъ» Ольга Алленова.

«У нас развита только система надзора за такими семьями, а не поддержки»

Пасмурное утро, вдребезги разбитая дорога, я еду из Петрозаводска в деревню Ладва-Ветка мимо пустынных депрессивных деревень с брошенными полями и разваливающимися избами.

Царящие повсюду бедность и запустение не оставляют равнодушными даже сопровождающих меня специалистов из Петрозаводска. «Здесь когда-то были крепкие карельские села,- говорит заведующая отделением социальной помощи по Прионежскому району центра помощи детям „Надежда“ Нина Михайлова.- Повсюду были леспромхозы. Сейчас почти все закрыты, работы нет. Скотину никто уже не держит. Корова не всякое сено ест, а корм покупать дорого. Картошку проще купить, чем выращивать, ее жук ест, нужны химикаты. Без господдержки тут никак. Да и ценность труда потерялась у нас. Люди все больше становятся иждивенцами. Есть такие семьи, которые на детские пособия живут и пьют. А если ребенок-инвалид в семье, так и вся родня пьет на эти деньги».

photo

Истории, про которые рассказывают мои спутники, похожи как две капли воды. Только в одной из них — мать-одиночка, в другой — выпускница детского дома, в третьей — оба родителя асоциальны.

В 2013 году в Карелии начался проект «В лучших интересах детей Республики Карелия» — грант дал Евросоюз, а оператором гранта стала известная петербургская некоммерческая организация «Партнерство каждому ребенку», много лет работающая над профилактикой социального сиротства. В Карелии исполнителем проекта стала служба социальной реабилитации и поддержки «Возрождение», которая, в свою очередь, объявила конкурс по республике среди местных организаций. Победили восемь мини-проектов карельских муниципальных и некоммерческих организаций.

Ольга Звягина,
специалист государственного социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних «Возрождение», один из кураторов проекта «В лучших интересах детей Республики Карелия»:
«

Главной задачей большого проекта, который финансировал Евросоюз, была поддержка семей в трудной жизненной ситуации и предотвращение их разлучения с детьми. Поэтому мы отобрали только те проекты, которые предлагали работу с семьей. В Сегеже это был проект помощи алкоголизированным женщинам, которые еще не совсем упали на дно. В Медвежьегорске помогали выпускникам детского дома для детей инвалидов (ДДИ), имеющим собственных детей, но плохо социализированным, не умеющим ухаживать за детьми. В Ладве-Ветке стали помогать семьям, дети из которых стояли на учете в комиссии по делам несовершеннолетних. Это были дети, прогуливавшие школу, употреблявшие спайсы, алкоголь, клей, устраивающие драки.

Для того чтобы помочь каждой конкретной семье, «Партнерство каждому ребенку» предложило карельским коллегам использовать единую форму оценки (ЕФО). Этот инструмент позволял изучить состояние семьи, ее потребности, ее слабые и сильные стороны и в зависимости от полученной картины выстраивать план работы с семьей. «Например, если жилье в очень плохом состоянии, то в ЕФО в графе „жилье“ мы пишем „кризисный уровень“,- рассказывает Ольга Звягина,- и тогда в план работы обязательно включается этот пункт. Так, некоторым семьям мы помогали отремонтировать печь, купить и поклеить обои. Если у семьи нормальное жилье, но у ребенка конфликты и проблемы в школе, то ребенку и его семье рекомендуется посещение психолога, общих психотерапевтических мероприятий. В таких случаях деньги шли на покупку билета до Ладвы или Петрозаводска — в зависимости от того, где проходила консультация психолога или мероприятия».

В среднем на один мини-проект в рамках гранта выделялось 100–120 тыс. руб. В каждом мини-проекте было 5–6 семей. На одну семью могло быть потрачено 10–15 тыс. руб., говорит Ольга Звягина, и этих денег было достаточно для того, чтобы решить небольшие, но острые проблемы. «В одном проекте была очень пьющая мама, не очень пьющий папа и трое детей. Папа работает, но денег в семье не хватает. Мама понимала, что надо бросать пить, но не могла — вся деревня пьет, всегда кто-то придет в гости и принесет бутылку. Куратор проекта предложил ей закодироваться, она согласилась. Чтобы съездить несколько раз в Петрозаводск к наркологу, ей нужно было только на автобус потратить 2 тыс. руб. Еще 3 тыс. руб. стоила медицинская процедура. Свободных денег в семье нет, и мы знаем, что ни один человек в такой ситуации не поедет кодироваться. Поэтому в рамках проекта ей выделили деньги, ее сопровождал куратор, и она закодировалась. Практика наша показала, что вот таких небольших вливаний в семью достаточно для того, чтобы выплыть».

photo
Читайте также

Право на
помощь

Как бороться с насилием в семье

Десятки тысяч российских женщин ежегодно подвергаются побоям и другим видам физического насилия со стороны близких мужчин…
photo

Еще одна история от Ольги Звягиной: девушка, выросшая в пьющей семье, родила ребенка в 18 лет, ухаживать за ним не умеет, живет с пьющими родственниками. Ребенок погиб по недосмотру матери. К этому времени она родила второго, семью поставили на учет в комиссию по делам несовершеннолетних. «Она стояла на учете с 2009 года, а мы приехали к ней в 2014 году,- вспоминает Ольга Звягина.- У нее уже было трое детей, и она уже была сильно алкоголизирована, не работала. Один ребенок имел инвалидность, в среднем эта мама получала около 40 тыс. руб. в месяц, и на эти деньги пила вся ее родня. Конечно, речь уже шла об изъятии детей из семьи. Получается, за пять лет, пока она стояла на учете, никакой системной работы с ней не велось и в жизни семьи произошли серьезные ухудшения. Это говорит о том, что сегодня у нас развита только система надзора за такими семьями, а не поддержки. Мы предложили ей участвовать в проекте, она согласилась. Трудно, но медленно ситуация в этой семье улучшалась, детей устроили в сад, мама пошла работать».

«У таких семей проблемы похожи,- говорит Нина Михайлова.- Если они сталкиваются с какой-то трудностью в жизни и не знают, как ее решить, то они пьют. Таким семьям нужно постоянное сопровождение соцработника, социального куратора. И хорошо бы психолог и нарколог выезжали в такие семьи: под воздействием окружения они сильно меняются».

В Ладве-Ветке работает леспромхоз. В отличие от соседних деревень, здесь выжить можно, если в семье «работящий мужик». На въезде в поселок — продуктовый магазин. Из него выходят мужчины, у каждого в руках по бутылке водки. На часах — 11 утра.

photo

«Запила я с тоски»

Холодные сени, теплая изба с большой старой печкой, на которой сушатся детские ботинки и варится суп в большой кастрюле. Молодая женщина в лосинах и футболке приглашает меня к столу. Светлана — соцработник, ее задача — посещать пожилых людей, которые состоят на соцобслуживании: «Кому-то пол надо помыть, кому-то — за продуктами сходить, у меня шесть бабушек таких в деревне». Местные говорят, что Светлана человек добросовестный.

Несколько лет назад ей самой потребовалась помощь. После развода со вторым мужем она вернулась в дом к своей матери. Мать пьет — запила и Светлана. Двое детей жили сами по себе. «У старшего в школе начались проблемы — учится плохо, с уроков уходит, прогуливает, учителям грубит, с ребятами дерется,- рассказывает социальный педагог общеобразовательной школы в Ладве-Ветке Нина Афонина.- У нас оказалось шесть ребят в такой ситуации. Что делать, мы не знали». Подростки попали в мини-проект, который для этой деревни придумало государственное бюджетное учреждение «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних „Возрождение“».

Социальный педагог школы и стала главным специалистом по работе с семьями в Ладве-Ветке. «Мы понимали, что если в селе есть школа, а в школе есть ресурсные специалисты, то это уже полдела, есть на кого опереться,- говорит Ольга Звягина.- За небольшую доплату люди соглашаются участвовать в проекте, и дело не в деньгах, конечно. Они понимают, что это важное дело и они к нему причастны». Вместе со старшим сыном в проекте оказалась и Светлана. «Если честно, мы не верили, что вытащим ее, она сильно пила»,- говорит Нина Михайлова. Со Светланой проводили беседы психолог и специалист по социальной работе от службы «Возрождение», ей помогли закодироваться и на средства материнского капитала приобрести маленький дом, сделать ремонт и переехать в него. С сыном тоже работал психолог. «У мальчика большие способности»,- говорят в школе.

Светлана не пьет уже два года, у сына наладились отношения в классе, бывший муж платит алименты. «Запила я с тоски,- рассуждает она,- муж бросил, мать пьет, и мне деваться некуда. Я думаю, мне тогда просто нужна была поддержка. Когда со мной стали общаться, поддерживать меня, я и сама поняла, что так жить нельзя, и детям я нужна. Сыну сейчас 14. Учитель теперь его хвалит — говорит, раньше он не вникал ни во что, а теперь старается».

«Когда человек не брошен, он по-другому относится и к государству, и к себе»

Татьяна с мужем и детьми переехали в Ладву-Ветку из соседнего района — муж потерял работу, жить стало не на что, специалисты отдела опеки регулярно фиксировали, что детям нечего есть. В деревне муж Татьяны устроился в леспромхоз, а на средства материнского капитала семья купила небольшой ветхий дом. В первый же день на новом месте младшая дочь налетела на печь, и печь рассыпалась. Когда попытались ремонтировать жилье, выяснилось, что стоит оно на болоте даже без фундамента.

Я сижу у Татьяны в гостях. Шестилетняя девочка с бантом в косе таскает по дому кошку и весело что-то напевает. На месте, где была печь, огромный проем, и в нем стоит буржуйка, обогревающая весь дом. Ветхие стены завешаны тонкими потертыми коврами. Зимой здесь холодно, но если закрыть дверь в большую комнату, то тепла от буржуйки хватает на оставшиеся две.

— Мы пять лет уже тут живем,- говорит Татьяна, поглаживая вторую кошку, лежащую у нее на коленях.- Вообще, мы всегда сами стараемся выкарабкаться. Если бы старший сын не нашкодил, мы бы и не обращались никуда.

— Семья трудная,- рассказывает Нина Афонина,- очень недоверчивая к педагогам, к социальным работникам. Они не ходили на собрания в школу, не встречались с педагогами. Старший мальчик состоял в комиссии по делам несовершеннолетних, прогуливал, был достаточно агрессивным. Не могу сказать, что пьют — скорее эпизодически. Наша задача была поддержать эту семью. Сначала было очень сложно — все наши визиты они встречали со страхом, что детей отберут. Но постепенно мы помогли им получить прописку, оформить детские пособия, младшего ребенка устроили в детский сад, а маму — в раздаточную школьной столовой. Когда младшая девочка сильно заболела, мы помогали оформить медицинские документы. Частично средства на лекарства собирали через фонды, потому что в центре соцобслуживания сказали: компенсируем по факту, несите чеки. Вот в тот момент, когда всем миром лечили девочку, семья и стала нам доверять.

photo

Перемены стали заметны на психологических тренингах службы «Возрождение» в поселке Ладва, говорит куратор, туда возили всю семью. «Мама повеселела, стала следить за собой, глаза светятся. Старший мальчик уже в 9-м классе, учится нормально, школу посещает, участвует во всех школьных конкурсах, соревнованиях, спортом занялся, вот в лыжных соревнованиях по району участвовал. Иногда, знаете, всего-то и надо -протянуть руку семье, и она уже сама за нее ухватится».

По словам директора школы в Ладве-Ветке Марии Занфировой, проект помощи подросткам и их семьям научил педагогов шире смотреть на проблемы таких детей. «Мы смотрели узко: ребенок плохо учится — виноваты родители и учитель, а если вникнуть в семейную ситуацию, то оказывается, что если младшего ребенка в семье нельзя устроить в сад, то мама не может найти работу, а значит, не хватает денег, а еще появляется алкоголь, и на этом фоне подросток ухудшается. В этом проекте мы все объединились, мы проводили межведомственные рабочие группы и изучали каждую ситуацию отдельно. Теперь я как директор могу отвезти какие-то документы семьи в район, походатайствовать за нее в сад, в лагерь, в соцзащиту за материальной помощью. Сейчас у нас сад объединен со школой, и мы стараемся устраивать в сад всех детей из таких семей. Главное — люди поверили, что они кому-то нужны. Когда человек не брошен, он по-другому относится и к государству, и к школе, и к детям, и к себе».

В Ладве-Ветке, как и в абсолютном большинстве российских сел и деревень, нет психолога. А для семей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, такой специалист просто необходим, убеждена Ольга Звягина: «У нас многие родители хотели бы исправить ситуацию и готовы ездить к психологу в Петрозаводск, но это им очень дорого». Чтобы съездить в Петрозаводск и обратно, нужно потратить около 400 руб. на человека. Чтобы вывезти семью — уже 2 тыс. руб. Деньги нужны и на психолога. Для семьи, которая живет на зарплату 5–6 тыс. руб., это нереальные траты. «Нужно совсем немного денег, чтобы поддержать семью, если она еще не сильно упала,- подчеркивает Ольга Звягина.- И это значительно дешевле во всех смыслах, чем забирать ребенка из семьи и содержать его в казенном учреждении».

Грант Евросоюза, направленный на исправление трудной жизненной ситуации в семьях и профилактику социального сиротства, закончился в 2015 году. За два года в проекте приняли участие 86 семей и 118 детей из разных районов Карелии. И если к началу программы все взрослые участники проекта находились на грани разлучения с детьми, то к ее окончанию 80% детей остались жить в своих семьях, при этом лишь 17% из них все еще оставались в риске разлучения. Лишь 6% несовершеннолетних участников проекта оказались в учреждении.

Остальные — в замещающих семьях, преимущественно у родственников (7%). Еще часть детей (7%) была разлучена с родителями в начале проекта или во время его осуществления, но к концу они были возвращены в семьи.

«Ребенок не должен попадать в институт, он должен жить дома»

В 2017 году Евросоюз выделил новый грант в размере 750 тыс. евро на программу «Содействие реформе детских учреждений в российских регионах». Из этой суммы Карелия получит 100 тыс. евро для формирования программы по деинституционализации социальных сирот. Оператором гранта стал фонд поддержки и развития филантропии КАФ, который в партнерстве с британским фондом «Люмос» проводит большое региональное исследование в Карелии. «У „Люмоса“ большой опыт такой работы в Восточной Европе,- отмечает руководитель программ КАФ в России Юлия Ромащенко.- В рамках проекта специалисты фонда исследуют, почему дети в Карелии попадают в учреждения, куда они уходят из учреждений. На базе исследования будет разработан план деинституционализации. После его реализации в Карелии не должно остаться сиротских учреждений: дети будут жить в семьях, кровных или замещающих, или в домах семейного типа».

Организационную поддержку исследователям оказали местные НКО — в частности, благотворительный фонд «Материнское сердце», а информационную и политическую -министерство социальной защиты, труда и занятости Республики Карелия. «Мы очень ждем результатов исследования,- говорит начальник управления социального развития министерства Марина Балалаева.- Мы видим слабые места в системе, и мы всегда понимали, как важно развивать систему поддержки кровной и замещающей семьи. Но для серьезной исследовательской работы у нас нет ресурсов».

photo
Елена Ковнер,
заместитель директора центра «Надежда»:
«

В перспективе дети жить здесь не будут — здесь будет центр поддержки семьи, с дневным стационаром, работающим как ясли, и реабилитационным отделением. Мы сможем размещать здесь семьи в трудной ситуации, сможем учить их готовить пищу, ухаживать за ребенком, для этого здесь появятся обучающие тренажеры. Будем развивать патронаж на дому и сопровождение выпускников детских домов

Кроме исследования, результаты которого будут переданы властям Карелии в начале 2018 года, региональная программа «Семья для ребенка» в рамках проекта Евросоюза «Содействие реформе детских учреждений в российских регионах» предполагает реализовать в одном из карельских районов пилотную модель деинституционализации (с тем чтобы дети из проблемных семей не попадали в детские дома). Для этого КАФ провел конкурс среди местных НКО, который выиграла некоммерческая организация — служба социальной реабилитации и поддержки «Возрождение».

Площадкой для пилотного проекта стал филиал центра помощи детям «Надежда» в Кондопоге. Этот центр специализируется на помощи детям, оставшимся без попечения родителей, и имеет стационарное отделение, в котором дети живут постоянно, и дневной стационар, работающий как детский сад.

Директор «Надежды» Ольга Клевина подчеркивает, что учреждение уже работает как центр социальной помощи — здесь даже есть отделение патронажа на дому. Но патронировать весь район, состоящий из девяти поселений, силами одного центра невозможно. «Мы переговорили с главами поселков и школами, чтобы специалисты из школ работали с семьями на местах,- говорит директор.- Мы готовы выделить для них на местах ставки соцработников, обучать их и проводить супервизию». Учитывая, что два года назад такая модель оправдала себя в рамках проекта ЕС «В лучших интересах детей Республики Карелия», она могла бы стать частью большой профилактической системы. И в этом смысле исследовательский проект, который проводит в регионе КАФ, очень важен, говорит Ольга Клевина: «Специалисты фонда научили нас пользоваться инструментарием, с помощью которого можно определить, в каком именно положении находятся семья и ребенок, и выстроить программу помощи этой семье».

Сегодня в кондопожском филиале «Надежды» живут 34 ребенка, 12 из них вернулись сюда из замещающих семей. Мы приезжаем в Кондопогу днем, когда большинство детей в школе. Основная часть здания предназначена для проживания детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Живут здесь в основном подростки. Учреждение организовано по семейной модели: небольшие спальни на два-три человека, зоны для игры и занятий, кухни. Тем не менее дети отсюда бегут.

— Бегут, бывает, в школу поехал и не вернулся вечером,- говорит заместитель директора «Надежды» Елена Ковнер. — В основном бегут к родителям. Или у друзей залипают. Ищем, возвращаем. Стараемся искать подходы. Дети у нас непростые.

Что значит «непростые», я узнаю, когда Ольга Звягина показывает мне специальную таблицу, которую заполняют исследователи после изучения жизненной ситуации каждого ребенка. В этой таблице указана вся информация о его жизни, собранная исследователями,- в ней зашифрованы только персональные данные. Часть воспитанников кондопожского центра за свои 14–15 лет побывали в двух-трех учреждениях, несколько подростков страдают токсикоманией, один стоит на учете у нарколога по поводу алкогольной зависимости, пятеро — на учете у психиатра, один отбывает срок в колонии. «Большинство наших ребят пришло сюда в таком состоянии из-под родственной опеки,- говорит Елена Ковнер,- и сейчас они в семьи не хотят.- Надо понимать, что такие дети будут всегда. Есть также дети с инфекционными или психическими заболеваниями, которых не хотят сами семьи».

Читайте также

«Инклюзивное образование полезно для всего общества»

Защищать детей приходится и от самых близких

Дети с особыми потребностями могут учиться в общеобразовательных школах вместе со своими…
photo

В случаях, когда устроить ребенка в семью невозможно, можно рассматривать такой вариант, как семейный детский дом, в котором сможет жить не более 8–10 человек и который будет расположен не на территории учреждения, а в социуме, говорит руководитель службы социальной реабилитации и поддержки «Возрождение» Галина Григорьева. Если же ребенка необходимо забрать из семьи, то разместить его можно в профессиональной замещающей семье, а не в приюте. Ресурсом для профессиональной семьи могли бы стать, в частности, работники учреждений.

— Я спросила у специалистов «Люмоса», есть ли у них в европейских проектах дети с зависимостью,- рассказывает Галина Григорьева.- Они ответили, что есть и живут они в небольших реабилитационных центрах, а через некоторое время их все равно устраивают в семью. Потому что в профессиональную семью можно устроить практически любого ребенка. Правда и то, что при хорошей профилактической работе с семьей большинство детей не оказывается в таком состоянии.

В коридоре детского дома девочка с косой и в очках по имени Яна спрашивает Галину Григорьеву, как ей увидеть маму. Ее мама лишена прав. Яна учится в школе-интернате в Медвежьегорском районе и в детский дом в Кондопогу приезжает только на каникулы. Даже выходные она проводит в интернате. Получается, что живет она сразу в двух детдомах, и какой из них можно считать домом, Яна сама не знает.

В рамках проекта исследователи изучают историю Яны, ее мамы и родственников — и если в окружении семьи есть близкие люди, которые могли бы взять девочку под опеку, в перспективе им предложат это сделать. Яна не против — она мечтает жить поближе к маме.

Читайте также

Жизнь без
насилия

Защищать детей приходится и от самых близких

В международном профессиональном сообществе насилие классифицируется как физическое, психологическое, сексуальное насильственное воздействие…
photo

По итогам исследования и пилотного проекта в Кондопоге регион намерен разработать собственную модель профилактики социального сиротства и деинституционализации. «У нас был республиканский социально-реабилитационный центр „Возрождение“, который занимался детьми в трудной жизненной ситуации, и центр помощи семье и детям „Сампо“,- рассказывает Марина Балалаева.- Сейчас мы объединяем их в одно учреждение, которое станет ресурсным центром. Этот центр будет анализировать лучшие практики, разрабатывать программы, обучать специалистов, проводить супервизию. Они будут заниматься, в частности, разработкой и применением методик по сопровождению семей, находящихся в риске разлучения с детьми. То есть весь тот опыт, который мы сейчас получаем от нашего совместного проекта с европейскими партнерами, будет тоже использован. Потому что главная наша идея заключается в том, что ребенок не должен попадать в госучреждение, он должен жить дома».